Интервью Директора Департамента доходов Елены Лебединской информационному агентству "Rambler News Service" в рамках Московского финансового форума

— В чем заключается мобилизация доходов на 2017 год и последующий период?

— В текущих условиях главная задача — привести в соответствие доходы и расходы. По сравнению с 2014 годом по нефтегазовым доходам в номинальном выражении мы потеряли треть — 35%. Мы ведем работу по оптимизации расходов и повышению их эффективности, но они приспосабливаются несколько медленнее. Поэтому на ближайшую трехлетку будет очень важна сторона доходов. Повышать налоги мы не планируем, но это не значит, что в бюджет ничего нельзя мобилизовать. В первую очередь мы планируем продолжать работу по повышению качества администрирования, стимулированию выхода из тени, повышению собираемости. Это уже действующие меры, связанные с интеграцией таможенных и налоговых сборов, с совершенствованием администрирования на алкогольном рынке и работа в ряде других сегментов. Однако, скорее всего, в ближайший год это будут не какие-то глобальные цифры по доходам — может быть, порядка 50 млрд рублей.

Во-вторых — большой налоговый маневр в нефтегазовом секторе. Следующий год будет завершающим в трехлетке, на которую он планировался, можно будет подводить итоги и обсуждать, что делать дальше.

И наконец, — доходы, связанные с госсобственностью, где есть существенные резервы. Например, решение о повышенной норме дивидендов для компаний с госучастием.

— Какая сумма по дивидендам госкомпаний в этом году поступает?

— Суммарные доходы федерального бюджета от таких дивидендов будут порядка 190 млрд рублей.

— А в следующем?

— Без учета дополнительных мер примерно тот же уровень. Если будет принята мера по повышению отчислений с 25% до 50% прибыли, дополнительные поступления могут быть достаточно большими, особенно по отдельным компаниям. Минфин предложил, во-первых, сделать эту меру бессрочной, во-вторых — уменьшить количество изъятий.

— Какие предполагаются меры по снижению числа изъятий, ведь компания обращается, а решение принимает правительство?

— Решение остается за правительством, но мы исходим из того, что есть поручение правительства о мобилизации доходов, поэтому планируем мобилизовать больше. В этом году решение принималось, когда год уже начался, прибыль за прошлый год уже сформировалась, поэтому можно сказать, что такое решение было шоковым. Сейчас оно ожидаемое.

— Какие еще доходы могут быть мобилизованы, помимо дивидендов, улучшения администрирования и так далее?

— Важный вопрос на среднесрочную перспективу — оптимизация системы налоговых и таможенных льгот. Наши оценки по потерям доходов от льгот — более 1 трлн рублей в год, это расчет на базе 2014 года. Сейчас мы готовим оценку по 2015 году. Мы, безусловно, не собираемся отменять все льготы. Для начала необходимо навести в них порядок: понять, что относить к льготам, каков механизм их предоставления, кто их получает. После этого мы сможем проанализировать, насколько они эффективны и получают ли их те, кто должен получать. Работа с льготами не дает мгновенного результата, поэтому в 2017 году дополнительных доходов мы не получим, это тема на среднесрочную перспективу.

— Проводилась блиц-оценка, какие льготы неэффективны?

— На данный момент у нас есть общее представление, где риски неэффективности наиболее высоки, но для полноценной объективной оценки необходимы более детальные данные, мы их собираем. Разработана и внесена в правительство дорожная карта, надеемся к концу этого года и началу следующего иметь более точную оценку ситуации.

— Что является критерием эффективности льгот?

— Это главный вопрос. В общих чертах: если льгота не оказывает влияния на экономический рост, на ситуацию в регионе или отрасли, а просто ведет к потере бюджета, — то такая льгота как минимум требует пересмотра. Есть льготы, которые должны были получать лишь некоторые компании, а получают все. Эта ситуация похожа на ситуацию с социальной поддержкой: можно поддерживать всех, а можно адресно. На мой взгляд, сейчас льготы слишком общие. Возможно, стоило бы к ним подходить тоже адресно — и в части отраслей, и в части компаний, и в части физических лиц.

— В следующем году должен закончиться налоговый маневр, Минфин намерен работать с отраслью в части получения доходов. В условиях низких цен на нефть не убьет ли это инвестпрограммы нефтекомпаний?

— Прежде всего, необходимо отметить, что нагрузка на нефтегазовую отрасль не увеличивается. Если проанализировать прошлый год, то выигрыш бюджета от налогового маневра небольшой. Смысл маневра был в том, чтобы перераспределить нагрузку таким образом, чтобы у компаний появился стимул модернизировать нефтепереработку: перестать экспортировать мазут и начать производить и экспортировать, например, качественный бензин. Эта цель, по мнению многих участников рынка и аналитиков, в какой-то мере достигается. О каких-то дополнительных сверхдоходах для бюджета с учетом прогнозируемой цены на нефть в $40, конечно, говорить не приходится. Если в 2014 году нефтегазовые доходы составляли более 50% доходов бюджета, то сейчас — около трети. Наши последующие действия направлены, скорее, на то, чтобы сделать эту отрасль более эффективной и конкурентной.

— Как в эту концепцию вписывается НДД и когда этот налог будет вводиться?

— НДД — это не вопрос допдоходов. Новая система должна позволить компаниям эффективно развивать новые месторождения. Сейчас урегулируются последние вопросы перед запуском системы, думаю, это будет либо следующий год, либо 2018 год.

Если же вернуться к теме доходов от отрасли, то доля сектора в ВВП сокращается — добыча достаточно стабильная, стремительно не растет, цена не меняется, курс рубля, согласно текущему прогнозу, также меняется незначительно. Мы выходим на ситуацию, когда доходы от этой отрасли будут стабильными в номинальном выражении. Как это соотносится с экономикой самой отрасли, во многом зависит не только от нас, но и от отрасли, от принимаемых компаниями решений.

— Какие суммы закладываются в проект бюджета?

— Прогноз еще не сформирован, о конкретных суммах говорить рано. Сейчас доля этих доходов — чуть более 35%. Если говорить о номинале, около 4,8 трлн руб. Похожие суммы — в пределах 5 трлн рублей в текущих условиях мы будем иметь на трехлетку. Доля же будет постепенно снижаться — до уровня порядка 30%.

— Какие меры по повышению собираемости задолженности могут быть предприняты, если не в следующем году, то в средне- и долгосрочной перспективе?

— Весной утвержден план по работе с задолженностью и повышению качества администрирования доходов. Скоро будем подводить промежуточные итоги. К сожалению, не вся сумма задолженности активна, часть из нее висит годами, и мы прекрасно понимаем, что собрать эту сумму будет невозможно. Поэтому сейчас нужно работать в двух направлениях: понять, что возможно взыскать — и активно работать с этой частью, а то, что нереально, — признать и списать. Например, в этом году функции Росфиннадзора были перераспределены, задолженность осталась, но понятно, что возможность собрать ее не представится никогда. Увы, она будет списана.

— Какой объем задолженности, которая может быть признана бесперспективной?

— У Росфиннадзора задолженность составляла порядка триллиона рублей, и мы понимаем, что этот триллион преимущественно безнадежен. Это основная сумма задолженности. Есть задолженность и по налогам, и по штрафам. Каждый год какая-то часть задолженности собирается, и мы рассчитываем, что будет собираться больше. В части налоговой задолженности процедуры отработаны, ее существенная часть собирается, безнадежных сумм образуется мало. К тому же, процедура взыскания и списания налоговой задолженности прописана в Налоговом кодексе. Проблемы возникали с неналоговой задолженностью: процедура была не урегулирована, что вело к накоплению задолженности даже в очевидно безнадежных случаях. В этом году в Бюджетном кодексе появились нормы о том, как признавать такую задолженность безнадежной, и эта проблема во многом решена. Все органы власти разработали внутренние приказы о порядке списания задолженности, если она действительно безнадежна.

Но я бы обратила внимание на предотвращение образования новой задолженности. Здесь есть комплекс мер, направленных, прежде всего, на добровольную своевременную уплату платежей. Например, с этого года появилась скидка 50% на штрафы ГИБДД, но, несмотря на это, с начала года поступления по штрафам за восемь месяцев составили более 40 млрд рублей. На конец года мы планируем поступления порядка 65 млрд рублей, немного выше прошлого года.

— Есть ли предложения о введении подобных скидок и в других сферах?

— Да. Мы сейчас работаем над тем, чтобы определить, где еще можно ввести такую схему. Например, есть предложения по таможенным штрафам. Я думаю, что такая схема возможна еще по ряду штрафов. Можно сделать не два, а три этапа уплаты штрафов.

Есть также возможности по упрощению оплаты различных платежей — например, оплата картой, оплата через МФЦ и т. д. Безусловно, речь здесь идет не об очень больших суммах допдоходов для бюджета, но, с одной стороны, это все же помогает бюджету, а с другой — облегчает жизнь гражданам и компаниям.

— В этом году звучали предложения о введении ряда акцизов. Какие акцизы могут быть введены?

— Работа в части акцизов и списка подакцизных товаров продолжается, есть еще много задач. В частности, чтобы не было ухода из-под подакцизной продукции через другие наименования. Но нужно действовать аккуратно и принимать взвешенные решения, так как любые акцизы — это нагрузка на потребителя.

— Например, над чем нужно поработать?

— Первое, что приходит в голову и достаточно активно обсуждается, — это электронные сигареты. Это не очень большие суммы, но важен и социальный эффект: это выигрыш не только для бюджета, но и для общества в целом.

— Почему на паузу поставлено предложение об акцизе на сладкую газировку?

— Есть проблемы, в том числе, технического характера: нужно четко определить, что туда попадает. Возможно, данная мера еще будет реализована, но не в этот бюджет.

— Татьяна Голикова говорила, что на август компании с госучастием вернули 142 млрд рублей неиспользованных бюджетных средств, но их должны после оценки Минфина компаниям либо отдать, либо возвратить в бюджет. Это оценка проведена?

— Здесь речь идет о возврате средств на счета Казначейства, это еще не означает автоматического зачисления средств в бюджет в виде доходов. Работа с этими средствами еще ведется, возникают отдельные вопросы, в том числе, с дочерними компаниями. Есть вопросы с доходами от размещения компаниями бюджетных средств. В целом, вопрос очень важный, но требует кропотливой работы, ведем ее по всем направлениям.

— Будет ли Минфин выходить с инициативами новых неналоговых платежей, вроде «Платона»?

— В целом Минфин скорее против новых неналоговых платежей. Мы их не инициируем. Но к нам такие предложения регулярно поступают. Неналоговые платежи имеют целый ряд недостатков. Их сложно администрировать, к ним, зачастую, негативно относится бизнес. Для компаний это дополнительная нагрузка. Для нас важная задача на этот год — систематизировать имеющиеся неналоговые платежи и сделать так, чтобы, если вводятся новые, они были более предсказуемыми и для бизнеса, и для бюджета. Например, когда был введен утилизационный сбор, возникли проблемы. Инициатива исходила от Минпромторга, администратором был определен ФНС. Когда платеж появился, в бюджете 2014 года его оценка и фактические цифры отличались в разы. Также есть вопрос с условиями оспаривания неналоговых платежей: резко увеличивается количество обращений о том, что совершен неправильный платеж, а порядка его возвращения нет. Вопросы вызывают и инициативы по изменению размеров таких платежей в течение года, уже в ходе исполнения бюджета. Поэтому введение таких платежей — это всегда шок, и для бизнеса, и для нас как для финансового органа, который за них отвечает. Мы очень надеемся в этом году законодательно урегулировать вопрос о том, как подобные платежи могут вводиться — кем, на каких условиях и в какие сроки, чтобы никаких сюрпризов не было.